ПОБОРНИКИ, или Как меня задели за живое
Когда-то, больше 20 лет назад, я (как и нынче) обитал в захолустной литовской деревне. И – во многом поневоле – оказался вовлечён в события, основательно повлиявшие на судьбу двух моих родин, да и всей Европы: первый, полуподпольный Саюдис, создание первой в СССР независимой газеты «Atgimimas/Согласие», восстановление независимости Литвы, …Подавляющее моё настроение с той поры: дайте ещё хоть немного побыть вместе с Литвой и Россией. Немного – потому что жизнь всё ощутимей идёт к концу. «Побыть вместе» с родной страной – это не стремление теснее слиться с её наличным общественно-политическим строем. Скорее наоборот, желание отстраниться, отвлечься от государства, по возможности забыть о нём и вспомнить, ощутить нечто совершенно иное, не имеющее общего ни с двуглавым орлом, ни с конным витязем, ни даже с серпастым молотом.
Страна и держава – не равновелики друг другу, и даже скажу: у меня всё больше сомнений в их родстве, пусть очень далёком. И бывает пора, когда вообще нет сил и охоты разбираться – чей ты и с кем ты, просто хочется тихо знать, что ты у себя. Раньше – до всеобщей авто- и телефономобилизации – это иногда удавалось. Теперь это стало фикцией, глупой мечтой, трусливым самообманом. Но каждый раз верится, что гражданское уединение возможно. В этом году я вновь попытался побыть вне игры. Хочу коротко рассказать, как меня из себя вытряхнули – и что я почуял и понял по ходу и в результате подобной тряски.
В очередной раз я приехал из Москвы в свою литовскую деревню ранней весной, переполнен мечтами о том, как буду бесхитростно восторгаться жизнью, никому и ничему не мешая. И уже на другой день почтальон мне вручил повестку из налоговой службы. Оказалось, что во время вынужденной разлуки государство затосковало по мне. Я, грешный, два года не платил взносов по обязательному медицинскому страхованию. И, естественно, оказался в большом долгу. Практически – неоплатном.
Закон, обретший силу в 2009 году, таков: человек, не работающий по трудовому договору, самостоятельно – в бесспорном порядке – оплачивает медицинскую страховку. Я, с глубоко советских времён, занимался сугубо творческой работой (в основном переводами с литовского на русский) за своим домашним письменным столом и больше нигде не служил, не состоял, не привлекал и не привлекался, даже кредитов не брал. Но закон требовал, чтобы я рассчитался с пострадавшим от меня государством - аж за 2 года. Подобных денег у меня давно нет и не было. И нет никаких слов, чтобы выразить, как я рассвирепел, осознав сущность этой бумажки. Которая, если перефразировать пословицу, оказалась настолько близка к моему телу, что сразу померкли: и хата с краю, и своя колокольня, и все вообще воздушные замки.
Уже через час я сидел напротив своего налогового инспектора – милой и участливой женщины, лет на 20 моложе меня. Мою ситуацию она, в общем, знала: сколько бы я ни корпел над своей писаниной, платят мне скупо и крайне редко. Поэтому мой соцстраховский счёт неизбежно пуст. Я это, конечно, знаю и ни разу в новейшей жизни (после 1991 года) не покушался на дармовую медицинскую помощь. Мой каждый визит в лечебное учреждение легально и 100-процентно оплачен. Никаких льгот я не выслужил и, естественно, ими не пользуюсь. Скидки на дорогостоящие лекарства мне также не причитается. Это не самый типичный случай, но есть основания полагать, что таких, как я, в стране – тысячи, а может статься, десятки тысяч.
Новый закон оказался остро направлен против тех, кто не зарабатывает и не получает ни пенсий, ни пособий по безработице, в общем, кто и без того лишён средств к существованию.
В моём случае ещё разительная деталь. Два года назад в Москве у меня случился сердечный приступ, скорая доставила меня в больницу (диагноз – острый инфаркт), где я был прооперирован, поставлен на ноги и снабжён лекарствами на несколько недель вперёд. Я оказался вынужден часто являться на осмотры и процедуры, поэтому за два последних года пробыл в Литве общей сложностью месяца три. Я это рассказываю к тому, чтобы ещё раз напомнить: медицинская помощь (столь важная и даже необходимая) мне в Литве не оказывалась, тем паче – бесплатная, способная отяготить других налогоплательщиков. Но даже если бы я целиком и полностью поддержал подобный закон (о принятии которого я, находясь в Москве на больничной койке, понятия не имел и не мог иметь), - откуда мне взять требуемые суммы? Я понимаю, до этого никому нет дела, обычная логика тут не действует, но хотя бы какая-то должна же быть…
Так я, по неразумию, думал. Госпожа инспектор налоговых разысканий мило мне улыбнулась и ушла к руководству за консультацией… Я – от нечего делать – стал читать статью из газеты, оказавшейся передо мной на казённом столе.
«Мы мало платим, поэтому не можем и рассчитывать на многое. Так можно охарактеризовать налоговую ситуацию в Литве. Литва при помощи налогов перераспределяет одну из самых маленьких частей внутреннего валового продукта (ВВП) в Европейском Союзе – всего 29,3%, тогда как в Дании и Швеции эти показатели достигают соответственно 48,1 и 46,9%. Самый большой тариф подоходного налога платят шведы (53,7%), бельгийцы (53,7%) и голландцы (52%). Самый маленький – болгары (10%), литовцы и румыны (16%). Среднее число в ЕС – 37,1%».
Я на многое и не рассчитывал, не надеялся даже на понимание и поддержку. Но и не до конца верил, что надо мной и моими соседями будут так откровенно глумиться.
Взимать регулярную принудительную плату с тех, кто еле сводит концы с концами или не сводит их вовсе – это, конечно, не издевательство. Это нечто иное, большее и худшее, чем налог, оброк, штраф и пр. Если бы дело ограничилось платой за предполагаемые медицинские услуги! Ещё готовится многократное повышение налога на недвижимость и движимость (автомобили). Сначала людям щедро (но не всегда справедливо) раздают землю, которой когда-то владели их предки, - затем велят платить за это богатство налог.
Я знаю, как это назвать: это налог на родину.
У меня – самое меньшее – две родины. В этом смысле я богаче многих. И ближних, сограждан, собратьев, изнывающих от казённого внимания, у меня во много раз больше, чем у среднего жителя. И я в меру возможности готов прийти на подмогу тому, кто нуждается. Но – покорность бесчеловечным государственным механизмам кажется мне не просто слабостью: преступлением.
Я давно убеждён: перераспределение национального достояния, свидетелями и жертвами (т.е. в какой-то мере соучастниками) которого мы являемся, - требует сознательного и разумного отношения к себе не только во время выборов. Когда сдирают уже не рубашку, а последнюю шкуру (из тех семи, которые нам положены по известной присказке) – грех упиваться патриотической патокой (дескать, свой насильник – всегда милее). И рассчитывать, будто чиновник, сановник, палач, экзекутор сами собой утомятся и отпустят нас восвояси, - напрасная вера в чудо. Как им без нас харчеваться?
это беззащитно-задиристое государство…
Я тупо надеялся, что мне удалось смастерить собственную социальную модель – своеобразный апартеид (на языке африкаанс слово «апартхейд» означает «обособление, автономное существование»), принцип раздельного бытования и взаимоневмешательства человека и государства. Я давно заметил: в деревнях и посёлках, где мне приходилось подолгу жить, неминуемо зарождалась и развивалась система коллективного самообслуживания: в малом, живом, наглядном социуме имелись все необходимые мастера и специалисты: врачи, учителя, агрономы, автослесари, юристы, кулинары… Я и сейчас состою в нескольких неформальных коммунах, обходящихся (почти на 100%) без неуклюжих государственных услуг. Люди, о которых я говорю, никого не эпатируют, ничему конкретно не противостоят, платят что требуется, и стараются пореже беспокоить чиновников…
Они без державы – такой, в особенности – вполне обходятся. А страна не может без них обходиться. И тогда государство выставляет себя главной национальной ценностью, величайшим историческим сокровищем, ради сохранения которого оправданны любые жертвы.
Молодое государство (а Литва в некотором смысле переживает молодость, уже и не помню, какую по счёту) чрезвычайно требовательно, ранимо и потому обидчиво. Я – даже хирея вне служилого социума (т.е. предаваясь вольному самообслуживанию) – всегда старался не обижать и не задевать это беззащитно-задиристое государство. Сам тратил в нём деньги, кое-как заработанные в России (и мои обильные гости делали то же самое), пытался устно и письменно оправдывать его дикарские выходки, искал и находил объяснения любой нелепости.
Я, наверное, буду всё это делать и дальше. Но – без восторга и вдохновения. И буду делать не только это. Молчать я не буду, это уж точно.
То, о чём я сегодня пишу, это никакие не взносы и не налоги, это поборы. Рьяных сторонников имеющейся социальной системы я называю поборниками. Применяя к обескровленной, нищей стране фискальные схемы благополучного Запада, эти деятели продолжают трубить о национальный ценностях и приоритете морали. Как тут не вспомнить Брехта:
«Сначала дайте нам пожрать немного,
А уж потом читайте нам мораль!»
Я приведённые строки предлагаю понимать так: накормить вы нас всё равно не можете, так дайте хотя бы прокормиться самим. И даже, пожалуйста, продолжайте читать мораль. Вам без этого никак невозможно. Мы терпели и ещё потерпим. Только не слишком долго.
У тотальных налоговых традиций – глубокие и ветвистые исторические корни. Когда-то со всех въезжающих Вильнюс брал непременную дань – камни для мостовой. Благо в Литве камней –голышей, булыжников и валунов – неистребимое множество. Не знаю, освобождали или нет от внесения дани немощных стариков и калек, – но принцип ясен: городу (или державе) требуется недостающее то-то и то-то, если пользуешься – плати. А въезжающий в городские ворота верхом или на телеге – несомненно пользуется большаком, трактом, улицей. Но если он пеший, если он вообще сидит дома вдали от великих и малых мирских путей – за что с него требовать мзду? Представляю себе: если вдруг обнаружится нехватка донорской крови, почему не ввести обязательный сбор – с каждого по 72 капли в месяц? Ведь Родина, как обычно, в опасности. И враг – мерзостный разрушитель невинных душ, дорог, кровяных телец – никогда не дремлет.
Поэтому в обезлюдевшей, молчаливой, одряхлевшей Литве ни на неделю не прерывается охота на ведьм. Если кто беспечно отвлёкся на полевые работы, ремесло или художественное творчество – тут же бессонный радетель национальной боли ударяет в безотказный набат: враг у ворот, враг за углом, враг вокруг и внутри! Вкрадчивый и лукавый недруг отличается изощрённой жестокостью: он смеет писать названия улиц на языке тех, кто живёт на этой же улице! Употребляет нецензурную букву W! Ну, теперь вы уразумели, по чьей вине дорожает хлеб? Солярка? Вода в кране? Я удивляюсь, как допустили этот мерзкий космополитический знак в такие сочетания, как WC или w(orld)w(ide)w(eb). И буква X в названии MAXIMA меня тоже давненько смущает. Прямо неловко перед комиссарами! Как совершенно правильно указывала героиня «Мадагаскара», пьесы М.Ивашкявичюса: «Мне печально, сладко и горько. Хочу летать, умирать, воскресать. Люблю Господа, Родину. Русских терпеть не могу. Они – волки севера, они страшные, но ещё страшнее поляки…» Воистину так! От себя добавлю: особо опасны польки...
Идеологию, которой питаются и упиваются эти поборники кровности, я бы назвал антинародным национализмом. Озабоченные торжеством национальной идеи, они целую череду столетий измываются над Россией, теперь в их распоряжении оказалась Литва (Латвия, Эстония, …, недостающее вписать), и горе тем, кто не успел или не сумел бежать и кое-как обустроиться в Англии, Канаде или Ирландии. Будь моя воля – я бы над каждым из практикующих патриотов повесил дубину, которая бы имела свойство бить бесстыдника по макушке при первых же звуках слова «отечество». Ибо это бесстыдство – всуе употреблять святыни.
По счастью, бесчеловечность казённых установлений (в наших зябких краях) смягчаются обаянием, участием, нежностью конкретных проводников высшей воли (от себя добавлю, в особенности – проводниц). Это они стараются, как могут, умерить и умалить начальственное внимание. Во всяком случае, в Литве это зачастую именно так.
Я давно понял: всё, что требуется – оплатит или построит Европа. А мы, рядовое население, тут нужны для прокорма высшего национального чиновничества. Когда и они поголовно перейдут на брюссельское довольствие, - мы станем балластом, обузой, лишней деталью на живописном пейзаже. Здешние тощие коровёнки – и те обременительны для глобальной цивилизации, что уж говорить о людях… Одно неудобство с коровами – они временами мычат. Мы-то предпочитаем безмолвствовать на любую тему.
Вижу: попытки многих новых государств ввести неотложный строгий порядок в том лазарете, каким являются постсоветские общества, - чаще всего напоминают умышленное убийство. В Литве устроители показательных облав используют в этой войне с народом армию приставов – нынешнюю опричнину. Любому, кто расположен к какой-либо деятельности, кто обременён хоть малейшей собственностью, - предписано трепетать. Любая зарплата, прибыль, доход, не изъятая из частного кармана, может считаться государственным пособием. Радуйся, тварь, тебе позволено заработать! В нашей части света – среди облав и пособий – обитают облавочники и пособники. Они и мы. Или – мы и мы? Ну, ничего, мы ведь все ненадолго…
Литва зримо зарастает бурьяном, лебедой, опасным для здоровья борщевиком Сосновского. Зато приветствуется возделывание национального чувства, близкого паранойе. Главный клич: наших бьют! Хочу спросить, а они – точно наши?
Пустеющая на глазах замечательная страна – это и есть великая национальная цель?
Во всех кабинетах, куда меня заносила нелёгкая, растерянные чиновницы говорили: «А вам нет смысла уехать к своим? Вы ведь сами сказали, что мама и дети – в России… Тем более, вас там лечат хорошо и бесплатно…» Я спрашивал их: «А моей соседке Кристине, многодетной матери-одиночке, тоже ехать в Москву?» Они отвечали: «Нет, почему в Москву? У неё сын в Норвегии, дочка в Польше… Она знает сама, куда ехать».
А я считал и считаю, что мы все тут – свои. От кого-то я слышал и поверил, будто бы люди – братья.
Я не хочу никуда. Но также я не желаю отдавать дармоедам последние крохи. Поскольку не знаю, что с ними сделают. Точнее: отлично знаю. И я готов поделиться ими с конкретной соседкой – но не с больничной кассой. Она мои (наши) деньги – в лучшем случае – превратит в заначку. О подобном отлично сказал Зощенко: «Экономят. Для очередной растраты».
Я мечтаю о параллельной, внепартийной, приближенной к нам (нижайшим) общественной системе (наподобие земства), которая реально позволит обойтись без государства в его привычном политическом виде. Как это сделать – давайте вместе подумаем. Разве не видно: нынешняя цивилизация в тупике. Просто мы топчемся близко к входу, и нам ещё есть, чем дышать. Но и это – не навсегда.
всё дело в консерватории…
Мой любимый писатель Сергей Довлатов, утверждает устами героя одной новеллы: «Советский, антисоветский, – какая разница?» Фигуры, заполонившие идейное поле в последние 20 лет, - советские в самом дурном смысле. Хотя исповедует – вроде бы – нечто прямо противное диалектическому материализму.
Вспоминается анекдот с большим сроком давности. Чапаев мечтательно смотрит за реку и говорит: «Вот кончим войну, и построим на том берегу большую консерваторию!» – Это ещё зачем, Василий Иваныч? – «Дурак ты, Петька. Круглый год консервы жрать будешь».
Современный мыслитель вам подтвердит: всё дело, конечно, в консерватории. И вся беда – от неё. Неслучайно партия, вволю поупражнявшаяся над всеми нами в последние годы, приняла фамильное имя: Союз отечества – консерваторы Литвы. Потрясающее название! Вот и консервируют, как умеют. Перед этим выпотрошив, нарезав дольками и хорошенько прожарив. Мы это патриотическое лакомство вкушаем который день, месяц, год…
Хуже того. Неумелые мастера консервации регулярно – перед каждым расставанием с милой властью – оставляют в наследство своим противникам (да и всем нам вперёд и надолго) слабо замаскированные волчьи ямы. Они консервируют ненависть, намеренно растравляют язвы. Чтобы грядущие отношения с соседями ни при каких обстоятельствах не прояснялись.
Профессиональные любители родины! В Литве ли, в России, в Израиле, – как от вас упастись? Счастье, что у всего на свете есть край, предел. Русский поэт Лариса Миллер пишет об этом:
Спасибо тебе, государство.
Спасибо тебе, благодарствуй
За то, что не всех погубило,
Не всякую плоть изрубило,
Растлило не каждую душу,
Не всю испоганило сушу,
Не все взбаламутило воды,
Не все твои дети — уроды.
Георгий ЕФРЕМОВ,
писатель, поэт, переводчик,
член Союза писателей и Ассоциации переводчиков Литвы.